Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом —
как старинные часы, которые
прежде шипят, а потом уже бьют.
Городничий. Мотает или не мотает, а я вас, господа, предуведомил. Смотрите, по своей части я кое-какие распоряженья сделал, советую и вам. Особенно вам, Артемий Филиппович! Без сомнения, проезжающий чиновник захочет
прежде всего осмотреть подведомственные вам богоугодные заведения — и потому вы сделайте так, чтобы все было прилично: колпаки были бы чистые, и больные не походили бы на кузнецов,
как обыкновенно они ходят по-домашнему.
Всех
прежде зайка серенький
Из кустика соседнего
Вдруг выскочил,
как встрепанный,
И наутек пошел!
Стародум. Кто остережет? Та же совесть. Ведай, что совесть всегда,
как друг, остерегает
прежде, нежели
как судья наказывает.
Прежде всего замечу, что градоначальник никогда не должен действовать иначе,
как чрез посредство мероприятий.
Произошло объяснение; откупщик доказывал, что он и
прежде был готов по мере возможности; Беневоленский же возражал, что он в прежнем неопределенном положении оставаться не может; что такое выражение,
как"мера возможности", ничего не говорит ни уму, ни сердцу и что ясен только закон.
Но, с другой стороны, не меньшего вероятия заслуживает и то соображение, что
как ни привлекательна теория учтивого обращения, но, взятая изолированно, она нимало не гарантирует людей от внезапного вторжения теории обращения неучтивого (
как это и доказано впоследствии появлением на арене истории такой личности,
как майор Угрюм-Бурчеев), и, следовательно, если мы действительно желаем утвердить учтивое обращение на прочном основании, то все-таки
прежде всего должны снабдить людей настоящими якобы правами.
Со стороны обывателей,
как и
прежде, царствовало полнейшее недоразумение.
Однако ж глуповцам это дело не прошло даром.
Как и водится, бригадирские грехи
прежде всего отразились на них.
— Так говорили глуповцы и со слезами припоминали,
какие бывали у них
прежде начальники, всё приветливые, да добрые, да красавчики — и все-то в мундирах!
Прежде нежели начать доказывать, надобно еще заставить себя выслушать, а
как это сделать, когда жалобщик самого себя не умеет достаточно убедить, что его не следует истреблять?
И Левина охватило новое чувство любви к этому
прежде чуждому ему человеку, старому князю, когда он смотрел,
как Кити долго и нежно целовала его мясистую руку.
Он был к ней холоднее, чем
прежде,
как будто он раскаивался в том, что покорился.
Левин не торопясь достал десятирублевую бумажку и, медленно выговаривая слова, но и не теряя времени, подал ему бумажку и объяснил, что Петр Дмитрич (
как велик и значителен казался теперь Левину
прежде столь неважный Петр Дмитрич!) обещал быть во всякое время, что он, наверно, не рассердится, и потому чтобы он будил сейчас.
Когда Левин думал о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он
как будто знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем
прежде.
И смерть эта, которая тут, в этом любимом брате, с просонков стонущем и безразлично по привычке призывавшем то Бога, то чорта, была совсем не так далека,
как ему
прежде казалось.
Он не вспоминал теперь,
как бывало
прежде, всего хода мысли (этого не нужно было ему).
Зато уже теперь, на этом четырехчасовом переезде, все
прежде задержанные мысли вдруг столпились в ее голове, и она передумала всю свою жизнь,
как никогда
прежде, и с самых разных сторон.
И Левин видел, что устройство всех этих мелочей совсем не так легко было,
как ему казалось
прежде.
«Да, да, вот женщина!» думал Левин, забывшись и упорно глядя на ее красивое, подвижное лицо, которое теперь вдруг совершенно переменилось. Левин не слыхал, о чем она говорила, перегнувшись к брату, но он был поражен переменой ее выражения.
Прежде столь прекрасное в своем спокойствии, ее лицо вдруг выразило странное любопытство, гнев и гордость. Но это продолжалось только одну минуту. Она сощурилась,
как бы вспоминая что-то.
Семья не может быть разрушена по капризу, произволу или даже по преступлению одного из супругов, и наша жизнь должна итти,
как она шла
прежде.
Правда, что на скотном дворе дело шло до сих пор не лучше, чем
прежде, и Иван сильно противодействовал теплому помещению коров и сливочному маслу, утверждая, что корове на холоду потребуется меньше корму и что сметанное масло спорее, и требовал жалованья,
как и в старину, и нисколько не интересовался тем, что деньги, получаемые им, были не жалованье, а выдача вперед доли барыша.
Прежде были опеки, суды, а теперь земство, не в виде взяток, а в виде незаслуженного жалованья, — говорил он так горячо,
как будто кто-нибудь из присутствовавших оспаривал его мнение.
— Живу один в деревне,
как жил
прежде, занимаюсь хозяйством, — отвечал Константин, с ужасом вглядываясь в жадность, с которою брат его пил и ел, и стараясь скрыть свое внимание.
Прежде каждое отдельное желание, вызванное страданием или лишением,
как голод, усталость, жажда, удовлетворялись отправлением тела, дававшим наслаждение; но теперь лишение и страдание не получали удовлетворения, а попытка удовлетворения вызывала новое страдание.
— У меня нет никакого горя, — говорила она успокоившись, — но ты можешь ли понять, что мне всё стало гадко, противно, грубо, и
прежде всего я сама. Ты не можешь себе представить,
какие у меня гадкие мысли обо всем.
Месяц, еще светивший, когда он выходил, теперь только блестел,
как кусок ртути; утреннюю зарницу, которую
прежде нельзя было не видеть, теперь надо было искать;
прежде неопределенные пятна на дальнем поле теперь уже ясно были видны.
— А затем, что мужики теперь такие же рабы,
какими были
прежде, и от этого-то вам с Сергеем Иванычем и неприятно, что их хотят вывести из этого рабства, — сказал Николай Левин, раздраженный возражением.
В то время
как она говорила с артельщиком, кучер Михайла, румяный, веселый, в синей щегольской поддевке и цепочке, очевидно гордый тем, что он так хорошо исполнил поручение, подошел к ней и подал записку. Она распечатала, и сердце ее сжалось еще
прежде, чем она прочла.
Сережа, и
прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того
как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и
как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он,
как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается плакать.
Как бы пробудившись от сна, Левин долго не мог опомниться. Он оглядывал сытую лошадь, взмылившуюся между ляжками и на шее, где терлись поводки, оглядывал Ивана кучера, сидевшего подле него, и вспоминал о том, что он ждал брата, что жена, вероятно, беспокоится его долгим отсутствием, и старался догадаться, кто был гость, приехавший с братом. И брат, и жена, и неизвестный гость представлялись ему теперь иначе, чем
прежде. Ему казалось, что теперь его отношения со всеми людьми уже будут другие.
Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он
прежде стыдился,
как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда
прежде не испытывал.
Прежде она одевалась для себя, чтобы быть красивой и нравиться; потом, чем больше она старелась, тем неприятнее ей становилось одеваться; она видела,
как она подурнела.
Она была порядочная женщина, подарившая ему свою любовь, и он любил ее, и потому она была для него женщина, достойная такого же и еще большего уважения, чем законная жена. Он дал бы отрубить себе руку
прежде, чем позволить себе словом, намеком не только оскорбить ее, но не выказать ей того уважения, на
какое только может рассчитывать женщина.
— Ну, ну,
как мы
прежде сидели, — сказала Анна Аркадьевна, садясь на свое место.
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду не понимать разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее — не только не бессмысленна,
как была
прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Теперь, присутствуя на выборах и участвуя в них, он старался также не осуждать, не спорить, а сколько возможно понять то дело, которым с такою серьезностью и увлечением занимались уважаемые им честные и хорошие люди. С тех пор
как он женился, Левину открылось столько новых, серьезных сторон,
прежде, по легкомысленному к ним отношению, казавшихся ничтожными, что и в деле выборов он предполагал и искал серьезного значения.
— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато,
как я понял.
Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну
как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради Бога поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, я умоляю тебя!
Дела эти занимали его не потому, чтоб он оправдывал их для себя какими-нибудь общими взглядами,
как он это делывал
прежде; напротив, теперь, с одной стороны, разочаровавшись неудачей прежних предприятий для общей пользы, с другой стороны, слишком занятый своими мыслями и самым количеством дел, которые со всех сторон наваливались на него, он совершенно оставил всякие соображения об общей пользе, и дела эти занимали его только потому, что ему казалось, что он должен был делать то, что он делал, — что он не мог иначе.
— И мне то же говорит муж, но я не верю, — сказала княгиня Мягкая. — Если бы мужья наши не говорили, мы бы видели то, что есть, а Алексей Александрович, по моему, просто глуп. Я шопотом говорю это… Не правда ли,
как всё ясно делается?
Прежде, когда мне велели находить его умным, я всё искала и находила, что я сама глупа, не видя его ума; а
как только я сказала: он глуп, но шопотом, — всё так ясно стало, не правда ли?
Полный обед — это ты и предстоящие мне разговоры с тобой, которых я ни с кем не могла иметь; и я не знаю, за
какой разговор
прежде взяться.
Он этим поступком
как будто смыл с себя стыд и унижение, которые он
прежде испытывал.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он посмотрел бы на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что,
прежде чем говорить ему о своей любви, она должна бы была доказать ему,
как он был виноват пред нею.
Было самое скучное, тяжелое в деревне осеннее время, и потому Вронский, готовясь к борьбе, со строгим и холодным выражением,
как он никогда
прежде не говорил с Анной, объявил ей о своем отъезде.
Он и
прежде часто испытывал радостное сознание своего тела, но никогда он так не любил себя, своего тела,
как теперь.
— Да, удивительно, прелесть! — сказала Долли, взглядывая на Туровцына, чувствовавшего, что говорили о нем, и кротко улыбаясь ему. Левин еще раз взглянул на Туровцына и удивился,
как он
прежде не понимал всей прелести этого человека.
— Нет, но
как? Вы всё-таки его любили,
прежде чем вам позволили говорить?
Даже княжна Варвара, делавшая пасьянс, подтвердила это, и Анна, вспыхнув, встала, но, вместо того чтоб итти вниз,
как она
прежде два раза ходила, она остановилась.
Обдумывая дальнейшие подробности, Алексей Александрович не видел даже, почему его отношения к жене не могли оставаться такие же почти,
как и
прежде.
Сначала, когда говорилось о влиянии, которое имеет один народ на другой, Левину невольно приходило в голову то, что он имел сказать по этому предмету; но мысли эти,
прежде для него очень важные,
как бы во сне мелькали в его голове и не имели для него теперь ни малейшего интереса.